Автор недели


Чак Паланик

Чак Паланик был первым, кто открыто бросил вызов обществу потребления и объявил «американскую мечту» результатом морального разложения. Его называют культовым, шоковым писателем, героем Поколения Х, злым гением, а также сексистом, нигилистом и маргиналом — словом, равнодушных нет. 


Поколения за поколениями люди работают на ненавистных работах только для того, чтобы иметь возможность купить то, что им не нужно. © Бойцовский клуб 

Главный вопрос, который теперь задают себе люди, это не «В чем смысл существования?» Главный вопрос — это «Откуда эта цитата?» © Уцелевший 

Искусство рождается только от горя. И никогда от радости. © Удушье

Возможно, самосовершенствование — это ещё не всё. Возможно, саморазрушение гораздо важнее. © Бойцовский клуб 

Может быть, мы попадаем в ад не за те поступки, которые совершили. Может быть, мы попадаем в ад за поступки, которые не совершили. За дела, которые не довели до конца. © Колыбельная 

Иосиф Александрович Бродский

Ио́сиф Алекса́ндрович Бро́дский — русский и американский поэт, эссеист, драматург, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 года, поэт-лауреат США в 1991—1992 годах.


Одиночество


Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, -
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и - кстати - самого зачатия
                                                 Мадонной сына Иисуса.
                                                  Но лучше поклоняться данности
                                                  с глубокими её могилами,
                                                  которые потом,
                                               за давностью,
                                                      покажутся такими милыми.


Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.


***

Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.



***


Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.
Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне,
как не сказано ниже, по крайней мере,
я взбиваю подушку мычащим "ты",
за горами, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.






Ри́чард Бро́тиган

(30 января 1935 — 14 сентября 1984) — американский писатель и поэт, знаковая фигура контркультуры 196070-х. Автор 11 романов, 10 поэтических сборников и 2 сборников рассказов, а также 6 эссе и музыкального альбома «Слушая Ричарда Бротигана». Бротиган вложил в них всё свое богатое воображение, фантазию, юмор и сатиру. Самые известные из них — роман «Рыбалка в Америке» (1961, в переводе И. Кормильцева «Ловля форели в Америке»), принёсший писателю всемирную славу и называемый в числе главных достижений американской литературы второй половины XX века, сборник рассказов «Лужайкина месть» и сборник стихов The Pill Versus the Springhill Mine Disaster. В России творчество Бротигана мало известно.




Второе царство


В первом звездном

царстве

всё прекрасно

наполовину.
Ноготки твои -
это ангелы, 
спящие после
долгой ночи
любви.
Глаз твоих
трепет - снег, 
по ступенькам
ветра
сбегающий.
Твои волосы
так блестят, 
словно Бог
срывает цветы.
Во втором
звездном царстве
есть только
 ты


Последняя поездка

Умирать - 
это как автостопом
приехать ночью
в незнакомый город, 
где холодно, 
льет дождь, 
и ты опять
один.
 
Внезапно
все фонари на улице
гаснут, 
и наступает
кромешный мрак, 
такой, 
что даже здания
боятся
друг друга.

Цвет как начало

Побоку любовь -

лишь бы умереть

в желтых твоих

волосах.

1 комментарий: